– Жертвоприношения… – прошептала я, и Коррин, горько хмыкнув, продолжил:

«Да. Жертвоприношения. Ослепленный своей верой, гордыней, вознесенный выше простых людей, я решил, что вправе выбирать тех, кто должен отдать свою Ато. Когда стало ясно, что отданное добровольно еще более ценно, я стал внушать им это желание… начав с преступников, мародеров, насильников, я закончил детьми… Все во имя высшей цели. Мое оружие, созданное для защиты, стало орудием палача. Когда я едва не погиб в одном из сражений, Она изменила его. Меч стал резервуаром для жизненной силы, выплескивая ее в час нужды по моему требованию. Придавая сил, залечивая раны, раскрывая знания павших… Я стал зависим от этого. Одержим жаждой крови, одержим этим опьяняющим чувством всемогущества, когда от одного движения руки зависит чужая жизнь… И невольно наделил оружие странным подобием разума. Как я обожал свою возлюбленную, так меч обожал меня. Того, кем я был. Он тоже зависим от чужой крови, ты уже испытала на себе это чувство, не так ли?»

– Да…

«Не вини его в этом. Жажда крови – мое наследие. Он же предан тебе так, как может быть предан брошенный матерью щенок, впервые познавший ласку человеческих рук. Все то время, что он провел во сне, запечатанный моей кровью, он очищался, готовился принять нового хозяина. Им стала ты, и вы связаны друг с другом так же, как с ним был связан когда-то я. Его силы и его предназначение никуда не исчезли, но теперь, когда ты знаешь о том, чем это может обернуться, знаешь, какую цену придется заплатить…» – Коррин замолк, не закончив фразу, а потом заговорил снова, словно бы не желая развивать оборванную мысль.

«Все кончилось вдруг, когда я, одержимый голодом и яростью, убил своего друга. Я помню это, словно смотрел на все со стороны. Он говорил мне, что моя вера слепа. Что я ничуть не отличаюсь от того, кому противостою. Я же обвинял его в предательстве – я знал, что это он выпустил пленников, которых на рассвете должны были принести в жертву. «Как у тебя еще хватает смелости исполнять Песни, прося Ее силы?» – спросил его тогда я, а он ответил, что уже давно не просит Ее силы, а взывает лишь к своему мужеству. Что ему нет надобности в преклонении перед той, что из милосердной и дарящей утешение стала кровавой и карающей. И тогда я убил его. Проткнул своим мечом и слушал до последнего каждый его хриплый вздох, напитывая клинок его кровью… и его памятью. И когда в бою я взял эту силу, то вдруг увидел, кем я стал. Кем мой друг видел меня. Во что я превратился…»

– «Нет сомнения. Вне зависимости от его воли, я продолжу то, что начал. Я чувствую свою смерть, но пока я нужен ему – я смогу сражаться за нас. Она все еще со мной» – процитировала я запись из молитвенника. – Это его слова? Она это…

«Ато. Его Ато все еще с ним. Он не выполнял ритуалы поклонения, но его силы оставались при нем. Он мог исцелять, он мог отводить глаза… И пользовался этим. Просто один раз попался, когда выпускал пленников. Только один раз из многих до этого…»

– Он говорил тебе о том, что ты изменился, да? Просил проявить милость, просил остановиться… – Я закусила щеку изнутри до отрезвляющий боли, смаргивая повисшие на ресницах слезы.

«Да. Он хотел меня спасти. И у него получилось, но слишком высокой ценой… Его опыт и память дали мне понять, что человек может быть сам по себе. Что все заученные нами Песни не более чем костыли. Да, обратившись к божеству, мы могли многое, но и платили за это несоразмерно больше, имея при этом возможность пользоваться своими силами, данными нам от рождения».

– «Это внутри нас. Ничто не способно ее отнять…» – снова процитировала я и словно бы ощутила, как Коррин горько усмехнулся.

«Единственное, в чем он ошибся. Божества способны отнимать Ато, и для них она нужнее воды и воздуха. Сладкий нектар, от которого они зависимы не меньше, а порой и больше, чем люди. Вижу, что моя идея сохранить его дневник, передав настоятелю Алой крепости под видом молитвенника для будущих храмовников, была верной. Да восславится скрупулезность и стремление к порядку, с которой они переносили каждую букву из раза в раз…»

– Что произошло дальше? После того как ты все понял?

«Я продолжал делать то, что делал. Остановись я, моя возлюбленная поняла бы – что-то сломалось. А так Она была слишком уверена во мне, чтобы просто заглянуть в мои мысли. Я же учился использовать Ато так, как это делал мой друг – манипулировать тем, что уже было во мне, не прося взаймы и не давая в долг. Война тем временем шла своим чередом. Выжившие божества образовали альянс, и вместе, возглавляемые моей любимой, смогли оттеснить Дракона. Она, как лидер, как сильнейшая из всех, заключила мир. О нет, Она его не желала. Будь Ее воля, Она бы прошлась огнем и мечом до самого края мира, подминая под себя все живое, и в их схватке с Драконом в живых остался бы только кто-то один. Но тогда Ее сил не хватало на открытое противостояние, а другие божества, хоть и познавшие в большинстве своем вкус жертвенной силы, боялись Дракона больше, чем жаждали единоличного правления. Итак, Божественная война была закончена. Как и было закончено мое служение…

Если бы только Она это позволила. Конечно, я один не мог уже принести Ей столько новой Ато, сколько приносили жернова войны, но… Ее приказы отправляли меня далеко от дома. Я снова искал тех, о чьей смерти никто не будет сожалеть. Коррин, защитник веры, скрывал свое имя, сменил оружие и бродил по миру под видом обычного наемника, охотника за головами. Я искал способ избавиться от своей ноши и нашел его в краях Маль’суатара… Защитница Сереброкрылой сразу поняла, кто я, и после недолгой беседы дала доступ в королевскую библиотеку, а кроме того – сама обучила меня некоторым азам владения Ато…»

– Подожди, но ведь они используют свои силы как-то совсем не так, как все остальные. Магистр Фарраль, наш придворный чародей, говорил, что аль’шури имеют какой-то свой, особенный, дар, и оттого человеку без примеси их крови использовать Ато так же, как они, не под силу…

«Лучшая ложь – сказанная полуправда. Да, они используют Ато не так, как учили людских чародеев или нас, храмовников, но причина не в крови, а в разуме. В том, как они мыслят с самого детства, в том, что они о себе знают и на что считают себя способными.

Аль’шури дали мне знания, которых не хватало для воплощения моего плана, и эти же знания помогли мне, пусть и на краткий миг, увидеть тебя и часть будущего, что уже стало нашим настоящим. После я вернулся в родные края, тщательно, но без рвения выискивая новые жертвы для своей любимой, и еще чуть погодя вымолил дать мне отдых. Она, давно уже потерявшая ко мне интерес, согласилась.

Пока я втайне от всех строил это место, закладывая в его стены целые пласты чар, Она игралась со смертными, создавая новый свод правил для Храма, вытаскивая из нашего темного прошлого обряды жертвоприношения и пестуя новую паству руками самых ревностных служителей храмов. Ей приходилось действовать очень осторожно, ведь народ, вышедший когда-то против Дракона, мог пойти против Нее самой, а божество без верующих в него подобно высокому древу на истощенной земле…

Когда я достроил свое убежище, мне остался последний шаг – умереть для всех и спрятаться тут. Все это время я копил Ато, по чуть-чуть отщипывая от живущих в Алой крепости во время их молитв. Создал себе камень-сердце, которое должно было сохранить большую часть моей собственной Ато на долгие-долгие века. И когда уже практически все было готово, я поторопился. Обрушил внешнюю стену грота, чтобы никто не мог попасть сюда случайно, запечатал ее чарами и запер вместе с собой Аавануат с ее соплеменниками…»